ПАМЯТНИК НУЖЕН НАМ – ЖИВЫМ

Дина Мордуховна Фуксон, ее девичья фамилия Эпштейн, – хранитель еврейской памяти Глуска, местечка, население которого когда-то наполовину состояло из евреев, и на улицах которого идиш был родным языком. Он удивительно гармонировал с повозками извозчиков (балагол), с домами на Слободе, с базарной площадью. Сейчас рынок в районном центре почему-то называется «Глусский привоз», хотя до Одессы, с ее знаменитым «Привозом», далековато.

У Дины Мордуховны очень почтенный возраст, но в жаркий день, 7 мая 2010 года, она не могла не придти на Мыслочанскую гору. Здесь нашли свой вечный приют, и, надеюсь, обрели вечный покой, ее многочисленные родственники, друзья. Сюда, в эту песчаную землю навсегда ушел мир, в котором она выросла, частицей которого была и остается.

Я передаю разговор с ней, записанный на диктофон, не изменив ни одного слова. Потому что это были не просто слова, не просто воспоминания, говорила боль человека, прожившего большую жизнь и много повидавшего на своем веку.

«В этой земле, политой кровью, лежит Фуксона – моего мужа – вся семья: мать, отец, три сестры, девочка 10-летняя Маечка – куколка была. (Отца Юрия Фуксона звали Хема, он был балаголой, маму – Нехема, погибших сестер Циля, Соня, Поля, еще два брата Давид и Мейша – погибли на фронте. Сам Юрий Фуксон прошел войну, был ранен, награжден – А.Ш.).

Здесь лежит моего отца Мордуха Эпштейна брат с женой и пятилетним мальчиком. Другой брат. Его жена, когда немцы стали убивать евреев, обезумила. Она бросилась в колодец. Ее вытянули и на этом месте расстреляли. Мне соседи рассказывали, когда мы вернулись с эвакуации.

У нас род кузнецов. Все были очень хорошие мастера.

Когда мне не спится, у меня перед глазами вся наша довоенная улица проходит, все наши соседи. Все погибли, слышите, все. Начиная с Лейбы Дешковича и Хаске Цале, Грибе Шмондера и Шмерла Кука, Изи Шпунта. Когда-то в местечках все были с менушками (прозвищами – А.Ш.). Все погибли: Гиршл Татберг, Изя Плегавер – все наши соседи лежат здесь. Только одна семья осталась – Соколовских. У них соседка была – русская, хорошая женщина, прятала новорожденную девочку из этой семьи, а другая – Матрена, ее выдала. Вся наша улица, и Слобода наша – все лежат здесь и на валу, в центре, там костел недалеко – Костельный вал.

После войны наша контора, где я работала, находилась недалеко от этого вала. Я с работы убежала и смотрела, когда оттуда вынимали останки. Убивали в декабре 1941 года, а выкапывали – в начале 60-х годов, чтобы перезахоронить на еврейском кладбище. На кладбище памятник стоит, а на валу ничего нет. То место только старые люди помнят».

Этот разговор с Диной Мордуховной Фуксон у нас состоялся за несколько минут до открытия памятника.

На Мыслочанской горе стоит один памятник, расстрелянным евреям. Его установили в 1958 году родственники тех, кто погиб здесь. Аккуратная пирамида, окруженная соснами и металлической оградой. На табличке надпись «Вечная память гражданам (еврейской национальности), Советским военнопленным и партизанам, зверски замученным немецко-фашистскими извергами в 1941–1944 гг. От граждан г.п. Глуска». Я был у этого памятника не в «парадный», а в обычный день. Вокруг убрано, ухожено. Стоит небольшой памятник и на еврейском кладбище, где было произведено перезахоронение. На табличке, написанные на иврите слова памяти погибшим евреям. В Глуске умеют достойно чтить память погибших земляков.

В канун 65-летия Победы над фашисткой Германией открыт новый памятник на Мыслочанской горе.

Была официальная церемония. Звучал гимн Беларуси. Выступали Посол Государства Израиль Эдуард Шапиро и представители районных властей, еврейских общественных организаций. Было зачитано приветствие руководителя Белорусского союза еврейских организаций Леонида Левина. Офицеры стояли в почетном карауле. Дети зажигали свечи. У памятника говорили прочувственные слова раввин и православный священник. Звучала еврейская поминальная молитва. Возлагали цветы, венки, по еврейскому обычаю, клали камушки.

Идея нового памятника появилась несколько лет назад. Ее инициатором стал Наум Сандомирский – известный писатель, лауреат литературных премий, журналист, долгие годы возглавляющий глусскую районную газету «Радзiма». Наум Борисович – один из пяти евреев, сегодня живущих в Глуске.

«В моем маленьком Глуске за последние годы появились новые памятники. Они поставлены по разным поводам, но всегда значительным, – сказал Наум Сандомирский. – Сегодня сказано много прочувственных слов. И это тот случай, когда пафос не раздражает. Потому что содержание события совпадает с тем, что мы чувствуем. Все что здесь происходит, говорит – наши души не зачерствели.

Сегодня вся еврейская диаспора Глуска – это одна семья. Только не в переносном, а в буквальном смысле, всего пять человек. Я себя чувствую смотрителем еврейского кладбища. Каждому мероприятию, которое проводится в Глуске, придаю своим присутствуем многонациональный колорит.

Может так случиться, что через некоторое время евреев в Глуске не будет вообще. Поэтому памятник, который мы сегодня открываем – это свидетельство десятилетий, столетий совместной жизни евреев, белорусов, представителей других национальностей на этой земле».

Авторами памятника стали архитектор Лауреат государственной премии Беларуси Галина Левина и скульптор Максим Петруль.

…Фотография довоенной еврейской семьи. Такие же семьи были здесь в Глуске. Поход к фотографу становился настоящим событием. К нему готовились, надевали лучшие наряды. Фотография – свидетельство счастливой жизни, даже если на самом деле, она была не такой уж счастливой. Под каждой крышей были свои проблемы, своя судьба…

Война расстреляла еврейские семьи. Война уничтожила семейные фотографии.

На шести колоннах фрагменты довоенной семейной фотографии. Сами колоны разрывают ее на части. И надписи «Мыслочанская гора – адрес горя и боли. Место массового уничтожения 3 тысяч глусских евреев», «9 декабря 1941 года. Трагедия зимнего дня – эхо в наших сердцах».

Серьезнейшую помощь в установке памятника оказало районное руководство, глава районной власти стал координатором всех работ. Деятельное участие принял внук Праведницы Народов Мира Марии Бабак – Иван. В Глусском районе шесть человек удостоены высокого звание Праведник Народов Мира, которым награждаются люди, спасавшие в годы войны, нередко рискуя собственной жизнью, евреев.

На открытии памятника приехало два человека, которые чудом спаслись во время декабрьского расстрела.

Короткие интервью с ними были сделаны сразу после открытия памятника. Менделу Рубинсону 81 год. Он родился и провел детские годы в Глуске.

– В годы войны вы были здесь?

– Конечно, здесь. А где еще? Я из-под расстрела ушел.

– Как Вы ушли из-под расстрела?

– Я это сам до сих пор не понимаю. Помню обрывки того дня. Подошел к трем женщинам. Они стояли на углу улиц Горького и Советской. Мимо нас прошел взвод полицейских. Женщины меня как-то заслонили, и я сразу побежал домой. Прибежал, смотрю, моих родителей нет. Их уже забрали. Я в один дом, в другой – меня не пускают. Боятся. Затем я попал к Марии Ивановне Бобак. Она меня спрятала.

А потом я ушел через Заречье, Голошевичи, Березовку и попал в партизанскую зону. Там встретился с отцом.

Отца Шлему Рубинсона спас заместитель начальника глусской полиции. Отец сначала спрятался у его родной сестры. Та пошла посоветоваться, как отца незаметно вывести из Глуска. Заместитель начальника полиции ей подсказал и помог вывести моего отца. Заместителя начальника полиции звали Михаил Иванович Кулешов. После войны был суд, и его расстреляли.

– В Глуске было гетто?

– Не было в Глуске гетто. Место для гетто уже было подобрано, там где вал и костел, и некоторые евреи ходили смотреть, где их разместят. До 9 декабря все евреи жили по своим домам. Расстрелы были 9, 10 и 11 декабря 1941 года. 9 декабря утром полицаи стали ходить по домам, выгонять евреев.

– Дома, где жили евреи, были как-то помечены?

– Зачем их помечать, полицаи и так все знали. Был приказ, всем евреям явиться к комендатуре. Лично нам сообщил об этом один мальчишка. Он прибежал в Глуск из Бобруйского гетто. Внешне не был похож на еврея. В этот день он забежал к нам в дом и сказал, что собирают всех евреев, будут их убивать. Откуда знал об этом? Наверное, видел, что происходило в Бобруйске. Поднялся шум, залаяли собаки, замычали коровы. Они тоже предчувствовали смерть своих хозяев. Я убежал на улицу. Когда вернулся в дом, он был уже пустой.

Гнали сюда и на вал. Я считаю, что моя мама погибла на Костельном валу. Ее звали Башева Рубинсон. У меня здесь погибли сестра Роза и брат Иосиф.

Спаслись немногие. Я знаю восемь человек, которые остались в живых.

После войны я служил в Севастополе, потом жил в Ленинграде. Считайте, всю жизнь проработал мастером на заводе.

Траншеи на Мыслочанской горе копали военнопленные. После этого их расстреляли. Потом подошла очередь евреев. Когда их пригнали к этому месту, увидев выкопанные траншеи, они все поняли…

В следующие дни была собрана в Глуске новая партия евреев. Конвейер смерти работал три дня.

Осенью 1943 года и в начале 1944 года фашисты понимая, что придется отвечать за содеянные преступления, заметали следы. Военнопленные выкапывали трупы, их сжигали. Затем, тех, кто выполнял эту страшную работу, тоже расстреляли.

Вспоминает Михаил Абрамович Хархурин:

«Я сам из Городка, это деревня в 17 километрах от Глуска. Там до войны жило около 15 еврейских семей. Отец работал балаголой. Продукты возил с Глуска, с пекарни к нашему магазину. Немцы еще в августе расстреляли всех евреев Городка, убили девять взрослых мужчин. Отец Абрам Аронович со мной и моими братьями ушел. Меня прятали в деревне у Красневского Максима и Красневской Анны. Я с их сыном учился в одном классе. Ночью меня держали под кроватью, а утром выводили в сарай. Если бы соседи узнали, всех бы расстреляли. В 2001 году Красневским посмертно присвоили звание Праведник Народов Мира.

Отец с братьями ушел в лес.

Когда в Глуске был погром, я находился здесь. У меня здесь жила сестра Маня с двумя детьми. Дети были крошечные: одному год и шесть месяцев, другому – всего семь месяцев. Мы с отцом пришли, чтобы помочь сестре. Когда сказали, всем евреям явиться к комендатуре, отец сказал: «Мы не пойдем. Мы из деревни Городок». Но меня послал, чтобы я помог сестре туда дойти с детьми. Мне тогда еще не было 9 лет. Нам один квартал оставался до комендатуры, я остановился и дальше не пошел. Не знаю почему? Ноги сами остановились. Предчувствие было какое-то.

Здесь похоронена моя сестра, ей было 22 года, и двое племянников.

Я после этого попал в партизаны, три года пробыл в отряде 125-й бригады имени Сталина. Павловский был командир партизанской бригады.

Мой старший брат Арон погиб в 1942 году под деревней Войтехово, во время партизанского рейда они наскочили на засаду. Отец погиб в 1944 году перед самым освобождением. Был у меня еще один брат Ефим, он с 1924 года рождения. Тоже воевал в партизанском отряде. После освобождения Глусского района, его хотели оставить здесь, работать в райкоме комсомола. Он отказался, решил идти в армию и погиб в 1944 году под Варшавой.

– Как сложилась Ваша судьба?

– Я 32 года служил в Советской Армии, демобилизовался подполковником, заместителем командира понтонного полка. Награжден орденом Красной Звезды, «За службу Родине», одиннадцатью медалями. Живу в Гродно».

Активное участие в создании памятника принял питерский художник Дмитрий Кустанович. Его прадеда расстреляли на Мыслочанской горе. Дед – еврейский писатель Симха Кустанович издал в Нью-Йорке две книги «Глуск – боль моя» и «Глуск – мой штетл». Подойдя к микрофону, Дмитрий сказал: «Тем, кто здесь лежит, нужна наша молитва, наши добрые дела. Памятник нужен нам – живым».

Аркадий Шульман,
фото автора