Крупный план

Галина Наумчик: сквозь тернии к TVR

Галина Наумчик появилась на наших телеэкранах сравнитель­но недавно. И очень быстро приобрела авторитет. За хрупкой внешностью совсем молоденькой женщины угадывался сильный характер и проглядывала позиция. Эта почти девочка с серьезным и твердым взглядом темных глаз вызывала невольное уважение. Тем, что четко строила свои репортажи, что нередко вела их прямо с промозглых нью-йоркских улиц, нe боясь, что ветер испортит прическу. Телезрителей подкупила искренность журналистки, и они стали называть Галину Наумчик просто Галей, не зная, что у их любимицы жизненного опыта хватило бы на нескольких человек, ведь ее биография порой напоминает круто заверченный боевик.

...Трудно сказать, хотела ли я быть журналистом с детства. Это была идея моей мамы - чтобы ее старшая дочь стала журна­листом. Мама-то сама как раз и была жур­налистом, работала в районной газете ма­ленького белорусского городка Глуск (50 км от Бобруйска), где я родилась.

...Мне всегда хотелось выбирать са­мой. А поскольку мама хотела, чтобы я была журналистом, то я в качестве протеста в под­ростковом возрасте обычно заявляла, что буду только учителем.

Но поскольку я выросла в редакции газеты, пропадала там с семи лет, знала весь процесс, видела, как все делается, пе­чатается.. Уже в восьмом классе я знала, как делать правильно фотографии, писать текстовки. И к десятому классу я и не пред­ставляла, что когда-нибудь я этого не буду видеть и не буду этим заниматься. Опреде­лилась окончательно, закончила школу с золотой медалью и поехала в Минск посту­пать на факультет журналистики. Поступить было сложно, было много блатных, как на всяком элитном факультете. Но я выиграла творческий конкурс, конкурс публикаций и поступила,

Там было два отделения: радио и те­левидения и газетное отделение. Наш зав­кафедрой сразу сказал, что на радио и те­левидении газетчики всегда могут работать, а наоборот - нет. И я пошла учиться на га­зетное отделение. Было сложно, но инте­ресно. Многому научилась за это время.

...Я росла самостоятельным челове­ком. Мама вышла на работу, когда мне было 3 месяца, через полтора года умерла ба­бушка. Вырастила меня глухонемая прабаб­ка, у которой был свой язык жестов, своя азбука глухонемых, ко­торую я тоже освоила. Родители одно время даже боялись, что я буду плохо говорить или стану необщитель­ным ребенком. Но в то же время с младенче­ства меня окружали любящие люди: я была первая дочка, первая внучка, любимая прав­нучка. Мои родители очень любили друг друга. Я, росла в ат­мосфере полной люб­ви. Сейчас я понимаю, что характер у меня сформировался, во многом благодаря этой атмосфере.

В шесть лет я сама пришла в школу, поскольку мои подруги были старше меня на год, а я тоже захо­тела учиться. С тех пор мои родители успо­коились за меня - они поняли, что я не про­паду.

. ..Поступила в университет в 1986 году, - то есть в самом начале перестройки. Вре­мя началось интересное. Помню- творчес­кое сочинение на вступительных экзаменах писала на тему: " Человеческий фактор и его роль в перестройке". Но историю КПСС мы еще тоже учили. С третьего курса я уже работала, практиковалась в центральных газетах, ездила в командировки. Было не­сколько скандальных публикаций, которые даже обсуждались в ЦК. Например, я "рас­копала" семью, где было 15 детей и им ник­то не помогал.

...А на четвертом я курсе вышла замуж и началась ...совсем другая жизнь, поскольку я вышла замуж за депутата Верховного Со­вета Белоруссии Сергея Наумчика, который был очень известной и популярной личнос­тью в Белоруссии,

Мы познакомились, когда он еще не был депутатом, но уже участвовал в изби­рательной кампании в Верховный Совет БССР и был очень известным оппозицион­ным журналистом. Он первым написал про Шагала, "раскопал", что под Витебском со­бираются строить атомную электростанцию. Был большой скандал, но станцию строить перестали. Кстати, если бы не было этой истории, не было бы нашего знакомства. После скандала Наумчик приехал из Витеб­ска в Минск и работал фельетонистом в юмористическом журнале "Вожык", А у меня в это время была практика в одной из мин­ских газет. И в один прекрасный день он вошел, увидел меня и в тот же миг сказал себе, "Это моя жена". То же было и со мной. Так бывает... Затем он меня отправил в ко­мандировку от своего журнала. Спустя не­сколько месяцев мы поженились.

Вскоре мужа выдвинули в депутаты. Моя мама сказала, что если я не пойму, что для мужчины на первом месте работа, а на втором жена, то я никогда не буду даже на втором месте. Мне было еще мало лет, но я поняла, что это правильно. Спустя 10 дней после выборов была свадьба, так что фор­мально я выходила замуж уже за депутата. И жизнь началась ...жуткая.

...Муж изначально был оппозиционером. На третий день после свадьбы, когда на вре­менной квартире, где мы жили, еще стояли ведра с цветами, туда ворвались кэгэбисты, выломили дверь, угрожали, заявляли, чтобы мы выселялись. Муж тут же написал письмо в президиум Верховного совета о том, что его преследуют, ему ответили, что никто по­добного приказа не отдавал, но тем не ме­нее это был первый звонок.

Я закончила университет, пошла рабо­тать в одну из минских газет, потом стала собственным корреспондентом радио "Эхо Москвы" по Белоруссии, потом корреспон­дентом "Радио Свобода".

...В полной мере я, наверное, не была боевой подругой. У меня всегда была своя работа, своя жизнь, хотя я, конечно, участво­вала во всех демонстрациях и была в курсе всех событий. Но когда меня спрашивали, не родственница ли я "того самого" Наумчика, я еще долго отвечала: "Нет!"

Жизнь была суматошной, но когда я еще там, в Белоруссии, в один прекрасный момент задала себе вопрос, счастлива ли я, то сама себе ответила: "Да".

Как только Белоруссия стала незави­симым государством, у нас появилась мас­са возможностей. И у меня в частности. Я общалась с Соросом, с президентами, хо­дила на дипломатические приемы, открыла свое информационное агентство.

Эта жизнь закончилась в 1995 году, 12 апреля, когда референдум отменил нацио­нальные символы, что нарушало все зако­ны. Тогда двенадцать членов оппозиции, в числе которых был и мой муж, прямо в зале Верховного совета вышли к трибуне и объя­вили голодовку. Я в это время работала на радио "Свобода" в Мюнхене. На следующий день, прилетев в Минск, я услышала, что голодовка была жестоко подавлена, депу­татов, являющихся уже символами нации, избили дубинками. Перестройка в Белорус­сии фактически закончилась.

Пока у власти был Станислав Шушкевич, шел процесс возрождения, который принес свои плоды. Но на сегодняшний день все уже снова не так. Я убеждена, что на­род, который потерял свой язык, чувствует себя закомплексованным. Но Белоруссия -страна, в общем-то, мононациональная, это страна - деревенская, а в деревнях всегда говорили по-белорусски. И язык не умер. По результатам опроса выяснилось, что для 80 процентов белорусов родной язык • бе­лорусский. Я выросла в белорусскоязычной среде. Первая книжка, которую мне прочи­тала мама, была книга "Робинзон Крузо" на белорусском языке. Мама всю жизнь писа­ла стихи по-белорусски, несколько лет на­зад была издана книга.

...Уехали мы из Белоруссии в 1996 году. Постепенно стало ясно, что нам мес­та на родине больше нет. Потому что про­сто убьют. После той голодовки мой муж поседел за одну ночь. Все слишком ужес­точилось, стало ясно, что расправа немину­ема. 25 марта 1996 года в день националь­ного праздника Белоруссии была очеред­ная демонстрация, которая была жестоко разогнана. Сергей вел митинг, сдерживал толпу на подступах к телецентру. На следу­ющий день я увезла мужа к друзьям, затем его обвинили в попытке свержения закон­ной власти (это статья в уголовном кодексе предусматривает смертную казнь). Был дан приказ об аресте, дом был окружен. За Наумчиком и Зеноном Позняком, лидером оп­позиции, была организована слежка. Неде­лю они прятались в Минске, а затем окруж­ным путем мне удалось по очереди вывезти их в Киев. Затем мы выехали в Польшу. Си­туацию спасало еще и то, что я была кор­респондентом радио "Свобода". Разразил­ся международный скандал. В Гданське мы встретились с Лехом Валенсой.

Потом мужа и Зенона Позняка пригла­сили в Америку и предоставили им полити­ческое убежище. Они стали первыми эмиг­рантами из бывшего Советского Союза, ко­торым предоставили убежище по причине политических преследований. А я в это вре­мя работала в Праге как штатный сотруд­ник радио "Свобода", мы там прожили год и вернулись в Нью-Йорк. Сейчас Сергей ра­ботает в Праге на радио "Свобода", а я живу здесь и работаю на TVR.

...Мы часто видимся, летаем друг к другу. Конечно, когда-нибудь надеемся со­единиться. Пока была надежда вернуться домой, мы надеялись. Но надежда слабая. Уголовные дела на моего мужа пока не зак­рыты. Опасность остается. Так что теперь будем оседать здесь.

Америка - единственное спасение для иммигранта, который не чувствует себя, как в Европе, человеком второго сорта. Здесь можно дышать.

Мне повезло, что я даже в чужой стра­не чувствую себя как рыба в воде. На сегод­няшний день работа для меня - самое важ­ное. Говорят, что журналистика - это диаг­ноз, а телевидение - болезнь. Я бы, действи­тельно, не хотела заниматься ничем иным.

...Я люблю Нью-Йорк. Любимое место - Сохо. В самые грустные моменты я могу одна бродить там целыми днями. В свобод­ное время много читаю. Постепенно возвра­щаюсь к нормальной жизни. Библиотека у нас была в Минске огромная. Сейчас боль­шая ее часть в пражской квартире. Посте­пенно перевозим ее сюда. Но я и тут поку­паю книги. Книжный магазин - для меня это одно из самых больших удовольствий.

...Конечно, у меня есть недостатки, как у всех людей. Например, я не люблю гото­вить. Когда надо кого-то накормить, я го­товлю, умею, но не люблю. И не люблю гла­дить белье. Для жены - это недостатки.

Но у меня нетяжелый характер, мне так кажется. Стараюсь помогать людям, считаю, что это нужно делать, даже если тебе очень лень. Может, это тоже недостаток. Так, во всяком случае, считает мой муж.

Здесь у меня есть приятели, масса зна­комых. У всех свои семьи, заботы. Но они скрашивают мое одиночество. В людях я ценю искренность. Это я сразу вижу по гла­зам. На мой взгляд, люди делятся на ис­кренних и неискренних.

На сегодняшний день жизнь более-менее стабилизировалась.

...Чего бы я себе могла пожелать? По­больше работы.

Записала Наталья Белая